412; Ему снится хлопанье черных крыльев, стук целой армии чугунных копыт, зеленые звезды, что падают на города и селения, превращая их в пепел и кровь; ночное небо, оборачивающееся чернильным морем, – мир переворачивается вверх ногами, потом снова встает на ноги, пока его не разрывает на миллион частей самый настоящий поросячий визг.
На пол с глухим стоном падает книжка, слабо, растерянно шелестя помятыми страницами. Голова раскалывается от вчерашнего борского золотого, вопль стоит в ушах; рубец на лице жжет, будто его посыпали перцем, перед этим старательно вскрыв еще не до конца зажившую рану.
Так и не разобравшись, что к чему, Тирион неловко сползает с кровати на промерзший за ночь каменный пол, тянется к незаслуженно брошенной книге и разглаживает страницы своими короткими, со сна такими деревянными, онемевшими пальцами.
В случайно открытой главе – тот же топот копыт, пламя и кровь да взмах крыльев, разве что не вороньих, но тоже обсидианово-черных, а еще бронзовых, изумрудных, точно как звезды из сна, – крылья драконов, последних из шести, что участвовали в Танце Драконов, своей последней роковой войне.
Ланнистер, пошатываясь, поднимается на ноги и кладет книгу на маленький ночной столик из старого, как сам мир, чардрева. Вчера он снова заснул за страницами фолианта размерами с себя самого – заснул, так и не прочитав описание финального сражения. «Вечно я просыпаю все битвы», – губы изгибаются в привычной ухмылке, но рубец вновь напоминает о себе, словно Тирион мог хоть на минуту забыть о его существовании; уголки рта вымученно дергаются куда-то вверх, представляя собой жалкое зрелище.
Тирион что-то вспоминает, подходит к окну и, поднявшись на цыпочки, всматривается во двор. Там действительно режут свинью или ему это тоже приснилось?
Солнце уже в зените, и вид, который оно освещает, какой-то чужой и неприятный. Только тогда Ланнистер вспоминает, что уже давно спит он не в башне десницы, – и эту «битву» он пропустил, находясь в горячечном бреду на грани «там» и «здесь», а до этого в полудреме лживых фантазий о своей непоколебимой важности и неуязвимости. Неведомый должен был уже давно забрать его к себе; боги свидетели, у последнего из Семерых были тысячи и тысячи разных возможностей сделать это. Но он предал, а может и просто не заметил своего карлика, ровно как и Отец, Мать, Кузнец и Воин.
Среди красного камня не видно ни свиньи, ни даже маленького поросенка – только Джоффри упражняется на своем золотом, что его кудри, арбалете.
Тирион спрыгивает с подоконника – прямо к столу и остаткам тирелловского вина, пахнущего летними цветами и алыми персиками.
Завтра его женят на Сансе Старк – еще одна битва, которую заведомо проиграли и он, и молодая волчица.
з
Спасибо автору.
а.